Соня сняла халат и повесила его на спинку стула. Зря не послушала маму и не купила хлопок. Синтетический халат отлично держал форму, но в жаркий день превращался в целлофановый пакет и пытку для того, чье тело он так старательно прятал от образа человека.
Соня села на кушетку. Обход еще не начался, но бумажной работы накопилось прилично.
Девушка очень надеялась все успеть к концу смены. А еще надеялась, что из-за жары не будет инцидентов. Вечером они с Виталиком собирались в кино. Его отпустили с дежурства в кои-то веки. Они хотели провести этот вечер вместе.
Содержимое термометра за окном уверенно стремилось покинуть столбик. Даже для июля стоял невероятно жаркий день. Соня вспомнила о медсестре из соседнего отделения и о ее просьбе выписать рецепт на антидепрессанты. Она подошла к столу, достала ручку и расписала ее на кусочке черновика. Рука девушки на секунду повисла в воздухе. От внезапной ассоциации с работницей кондитерской фабрики на лице Сони промелькнула улыбка. Кто-то приносит знакомым конфеты, а кто-то — ингибиторы обратного захвата серотонина.
Соня выписала рецепт, надела халат и вышла из кабинета, закрыв его на ключ. Коридор встретил прохладой и едким запахом хлорки. В больнице была мойка. Девушку слегка повело. Уткнув нос в локоть, Соня поспешила выйти во двор больницы. Пару минут свежего воздуха на пути к пациентам всегда помогали перевести дух.
Пять лет в психотерапии, но до сих пор перед каждым обходом Соне приходилось собираться с мыслями. Дочь музыкантов, она оказалась чересчур чувствительна для профессии психотерапевта.
— Родная, ты уверена, что эта профессия для тебя?
Мама старалась всем своим видом передать волнение и озабоченность.
— Может быть психология? Ну там хоть буйных не бывает…
— Буйных и среди здоровых навалом, папа.
Соня аккуратно складывала белую рубашку в чемодан и отбивалась от последних попыток родителей изменить ее решение.
— Да и в конце концов, я, может, вообще психиатрию не выберу. Или она меня не выберет. Все равно все в одном тазике учиться будем почти весь универ. А там как пойдет.
— Ну вот деток можно лечить. Хотя, это очень сложно. Такая ответственность…
Мама характерно покачала головой. Она это делала всегда, наклонив голову слегка вбок, будто ее голова была особенно тяжелой только с одной стороны.
— Ты пойми… Мы же не хотим тебе плохого, — отец присел на стул рядом с чемоданом и начал автоматически перебирать вещи, которые Соня так старательно укладывала в ровные стопки. Соня посмотрела на отца с укором и стала поправлять учиненный им беспорядок.
— Слушайте, ну что это за предсмертные судороги? Я тут все лето экзамены сдаю, по репетиторам бегаю уже который год, поступаю… Понятное дело, что намерения серьезные у меня. Я в меде хочу учиться. Точка, как бы.
— Сонюшка, высушишь ты себе все мозги в своем меде. Где душа? Они, конечно, люди достойные самого глубокого уважения, — мама настойчиво демонтрировала, что не собирается помогать дочери собираться в этот ад, — но хорошо, когда они где-то там на передовых сражаются. А так и тебе придется сражаться. Да и направление выбрала такое. С психами.
— Мама, блин!
— Света, ты перегибаешь.
Мама была на исходе аргументов. Она пустила в ход свое последнее оружие, но так и не дождалась, что отец откроет второй фронт. Глубоко вздохнув, мать пожала плечами и вышла из комнаты.
В белых балетках на мягкой пробковой подошве, Соня шла по разбитой плитке больничного двора. Запах хлорки и палящее солнце ненадолго отвлекли ее от мыслей об обходе. Но стоило ей переступить порог отделения неврозов, как ее брови вновь соединила характерная морщинка.
— Как вам будет угодно, Иван Захарович. Мое терпение на исходе. Я не знаю, откуда они вилки берут! Это к общепиту вопрос, почему они из столовой с вилками выпускают?!
Катя стояла перед зав отделением и сверлила его глазами. На ее шее выступили красные пятна. Ее волосы были растрептаны в привычной для ночного дежурства манере.
— Екатерина, вы можете сколько угодно таращить на меня свои голубые глаза, но если ещё раз такое повторится, я буду вынужден поставить под сомнение вашу проф пригодность. В том числе перед комиссией!
На последнем слове Иван Захарович захлопнул перед самым носом медсестры тяжелую папку. В лучах солнца засуетились белые пылинки и своим вальсом встретили Соню, которая услышала перепалку коллег ещё в коридоре.
— Соня Эдуардовна! Доброе утро! Жара к нам снова с обострением!
Зав отделением торопливо поправил халат и поспешил избавиться от увесистой ноши. Положив папку на стол, он уверенным шагом пересек ординаторскую и протянул Соне листок.
— Вот! Полюбуйтесь! За ночь три попытки вскрыть вены! — резким движением Иван Захарович развернулся на каблуках, подошел к такому же уставшему, как он сам, дивану и плюхнулся на него с высоты своих неполных двух метров, чем привел в движение очередную порцию пылинок.
Он уперся локтями в колени и запустил руки в свои густые соломенные волосы – предмет зависти многих мужчин его возраста.
— Ладно бы хоть один кто-то! А то устроили массовую акцию! Расселить надо их по разным концам отделения. Спелись! Не на жизнь, а чуть ли не на смерть!
Соня внимательно изучила отчет медсестры. Та так и стояла у стола. Плечи ее слегка вздрагивали, выдавая бурю негодования и поток слёз, готовый в любую минуту прорвать дамбу приличия. Девушка была на грани срыва.
— Катя, иди в сестринскую… А лучше домой иди. Есть кому подменить на обходе?
Девушка неуверенно закивала головой, с опаской глядя на зав отделением.
— Иди. Поменяйся с кем-нибудь. Хватит с тебя ночных дежурств на этой неделе.
Медсестра взяла со стола папку, словно спасательный круг, плотно прижала ее к груди и почти беззвучно выскользнула из ординаторской, кинув украдкой еще один взгляд на взъерошенную шевелюру зав отделением.
— Который раз себе говорю: “Перестрахуйся, Ваня!” Пусть лучше спят как суслики целыми днями. Так они не то, что днями, даже ночами не спят! Ну, одно слово, подростки! — Иван Захарович подошёл к окну. Солнце пыталось расплавить город.
— Отделение детское, а последствия далеко не детские! Как это мы лечим так через одно место, что дети вилками вены себе ковыряют?.. Вилками! Сонечка Эдуардовна, светлая наша голова, что молчите? В шоке, небось, от такой котовасии?
Соня поняла, что не может произнести ни слова. Но не шок от самого происшествия заставил ее голосовые связки застыть намертво, а осознание того, что ее наивность чуть не стала причиной смерти нескольких детей.
Ведь вилки девочкам в шестую палату принесла именно она…
Соня перевели дух и села на пыльный диван, чем всколыхнула третью волну броуновского движения.
— Иван Захарович, я на обходе с девочками поговорю.
— А что толку с ними разговаривать, Соня Эдуардовна. Если бы одними разговорами тут можно было помочь, мы бы с вами уже давно остались без работы. Фармакология в помощь. Давайте мы их проверенными методами успокаивать будем, а не разговорами вашими.
— Ну вы же понимаете…
— Да, я все прекрасно понимаю. От психотерапии никуда не уйдешь. Пойдут они все рано или поздно по своим психотерапевтам чистить дымоходы. Но наша с вами задача, дорогая Сонечка, сделать все, что в наших силах, чтобы они туда дошли. Целы и невредимы. И, желательно, живы.
Соня смотрела на соломенную шевелюру зав отделением и гадала, стоит ли ей признаваться в содеянном. Конечно, стоит. Ну, что поделаешь. Уволит так уволит. Пойдем в городской центр пограничных состояний. Ее Машка, однокурсница, уже давно туда зовет. Со взрослыми как-то проще. Более предсказуемо, что ли. Там депрессии в основном, да жизненные апатии. Никто вилками вены не вскрывает. А если и вскрывает, то дома. Не под твоей личной ответственностью.
— Иван Захарович, это я девочкам вилки принесла. Мне и в голову не могло прийти, что так будет.
Немой шок на лице зава говорил о том, что сейчас будет ядерный взрыв эмоций, не меньше. Однако, на удивление Сони, Иван Захарович сделал глубокий вдох и поспешно произнес.
— Соня Эдуардовна, что тут искать виноватых уже? Трагедию удалось предупредить. Благо, Катя дежурит со всей своей ответственностью и всегда начеку. Надо ей премию выписать… А вы идите, идите. Обход уже. И вилки в палаты больше не носите. Правила, они на то и правила, чтобы соблюдаться. Вы же у нас светлая голова, как никак.
Соня поднялась, поправила свой халат и застыла на секунду.
— Я все-таки поговорю с девочками…
— Говорите, говорите. А снотворное выпишите. Всем троим.
Leave a Reply